— Сохранить удалось все, но почти все пришлось перестроить с учетом современных требований практического здравоохранения и науки. Мы ведь единственный институт глазных болезней, работающий в системе РАМН, и поэтому в плане научной отдачи к нам предъявляются особые требования.

Каковы наши сегодняшние планы? Мы взяли курс  на омоложение коллектива. К нам приходят сотрудники из других учреждений, причем, не только ординаторы, аспиранты, но и кандидаты и доктора наук. Расцениваем это как положительное явление, нам важно, чтобы исследования шли интенсивно по новым, мало изученным направлениям. Сплав опыта и молодости – это то, что сейчас крайне необходимо. Надеюсь, что все получится, ибо впервые за долгие годы заявок в аспирантуру у нас было больше, чем мест.

Что касается научных задач, то, как и прежде, на первом месте стоит глаукома – проблема, которая была, есть и будет. Над ней работают офтальмологи во всем  мире, многого удалось добиться, но остается еще достаточно нерешенных моментов в диагностике, изучении патогенеза, оперативного и консервативного лечения,

Что касается хирургии, то здесь очень важно совершенствование технологического подхода. Вы знаете, что В.П. Филатов не был первым хирургом, пересадившим роговицу, но он довел эту операцию до такого уровня, что она вошла в широкую медицинскую практику, а он справедливо считается родоначальником метода.

Зрительный нерв является для офтальмологов как бы запретной зоной, его трогать не рекомендуется. Но сейчас, при далеко зашедших стадиях глаукомы, сопровождающейся атрофией зрительного нерва, мы стали делать операции и на самом нерве и на структурах, располагающихся рядом с ним. Эти операции дают улучшение, а раньше все эти больные считались бесперспективными.

Глаз условно можно разделить на две части — переднюю и заднюю. К переднему отрезку относится все то, что лежит к переди от так называемой иридо-хрусталиковой диафрагмы, а все что позади нее – задний отрезок. Соответственно, хирургическая специализация делится на хирургию переднего и хирургию заднего отделов глаза. В хирургию переднего отдела входит глаукома, катаракта,  хирургия роговицы – кератопластика и хирургия придаточного аппарата. В плане хирургии переднего отрезка у нас есть отделение реконструктивной хирургии, которым заведует профессор А.А.Каспаров. Благодаря усилиям специалистов этого отделения, возможности кератопластики значительно повысились – без преувеличения она доведена до совершенства, а главное — значительно расширены показания к ней. Причем, Аркадий Александрович предложил такой термин, как ургентная кератопластика, в отличие от кератопластики плановой. Теперь мы делаем эту операцию при тех заболеваниях и в таких случаях, при которых она раньше была не очень показана, например, при вирусных заболеваниях глаз. Здесь используется комплексный подход: терапевтический метод сочетается с хирургией – чаще всего с кератопластикой.

— Несколько слов о хирургии катаракты.

— Эта операция очень приятная для хирурга, очень эффектная. Недаром ее называют жемчужиной глазной хирургии — если нет сопутствующих заболеваний, то в подавляющем большинстве случаев удается сразу добиться улучшения зрения. Какие здесь достижения? Существует так называемая  хирургия малых разрезов, которая не требует швов, длительного послеоперационного пребывания больного в стационаре, ее можно делать даже амбулаторно. Технически эта операция доведена до совершенства. Но есть клинические ситуации, мы их называем нестандартными, которые до недавнего времени считались противопоказанными для имплантации хрусталика. Мы занимаемся изучением именно этих редких состояний, добиваясь того, чтобы противопоказаний для имплантации стало меньше.

Переместимся к заднему отрезку глаза — это так называемая витрео-ретинальная хирургия. Витреум –  стекловидное тело, ретина –  сетчатка, структура, на которой еще двадцать-тридцать лет тому назад вмешательства считались почти невозможными или сводились к минимуму. Сейчас это направление бурно развивается, но требует очень серьезной материальной базы, поскольку эта хирургия очень высокотехнологична. И техника и квалификация хирургов должны быть самого высокого уровня, ибо сетчатка – это практически нервная ткань. С гордостью могу сказать, что это  отделение института всем этим высоким требованиям соответствует. Именно наш профессор, Г.Е. Столяренко, одним из первых в России начал внедрять эти операции. И еще важный момент. Существует такой метод диагностики, как томография сетчатки. Мы сейчас закупили прибор, которых в Москве всего два или три. Он позволяет в самых начальных стадиях заболевания сетчатки и зрительного нерва диагностировать и проводить точную динамическую оценку тех изменений, которые могут наступать при различных состояниях, в том числе при диабете, атрофии зрительных нервов, глаукоме и т.д. Этот метод диагностики значительно расширяет  возможности наших хирургов.

Есть очень много больных с патологией слезных путей. Группа специалистов, возглавляемая профессором В.Г.Белоглазовым, эффективно работает в этом направлении. Здесь широко применяются методы эндохирургии, с использованием эндоскопической техники. Мы закупаем соответствующее оборудование и хотим заняться вплотную этим видом вмешательств.

Надо сказать, что не вся офтальмология – это хирургия. Опыт показывает, что большинство наших больных терапевтического профиля. Хирургия хотя и более эффектна, но проблемы, которые ставят перед нами именно терапевтические больные, во многих случаях труднее разрешимы. У нас есть отдел терапевтической офтальмологии, который занимается лечением больных сахарным диабетом, близок к нему по задачам отдел лазерных методов лечения. Лазерные методы являются парахирургическими, они не инвазивны и занимают промежуточное положение.

— Изменилась ли лекарственная составляющая в терапии глазных болезней?

— Из новых препаратов необходимо отметить направление фотодинамической терапии. Оно развивается в онкологии, но в офтальмологии тоже есть блок заболеваний, где  патологическим субстратом являются новообразованные сосуды. Зарубежные препараты этого вида есть, но стоят очень дорого. Совместно со специалистами других учреждений ученые нашего института проводят исследования по разработке отечественных средств для фотодинамической терапии. А вот для лечения вирусных заболеваний глаз препараты нами уже созданы и широко используются. Например, очень хорошо зарекомендовал себя индуктор цитокинов — полудан, он считается сейчас препаратом первого выбора.

Появились два типа новых лекарственных средств для лечения глаукомы. При  этом заболевании иногда приходиться назначать внутрь препараты, которые уменьшают продукцию внутриглазной жидкости. Раньше это был диакарб, но у него, помимо положительного действия, масса побочных симптомов, особенно опасных для пациентов с почечной патологией. Новый препарат, ингибитор карбоангидразы, типа диакарба — но в виде капель, действует местно, только на глаз. Это очень большое преимущество. Второй препарат простагландинового ряда – ксалаком.

— У вас недавно открылось отделение  функциональной диагностики и офтальмоэргономики. Расскажите о нем поподробнее.

— Поскольку мы являемся научно-исследовательским учреждением, то должны иметь возможности полноценно оценивать полученные результаты. Обычных методов для этого часто недостаточно. Поэтому существует целый блок более тонких методик, помогающих не только в оценке результатов, но и в предоперационной или предтерапевтической подготовке — для адекватного выбора метода лечения. Одна из задач отделения -совершенствовать эти методики.

Офтальмоэргономика — специальность, которая изучает функцию органа зрения применительно к требованиям профессиональной деятельности. Это направление сформировалось сравнительно недавно. Чем оно занимается? Есть вполне здоровые люди, которые, тем не менее, испытывают трудности, связанные с необходимостью выполнять работу со значительной зрительной нагрузкой. То есть, мы изучаем  зрительные расстройства и пути их профилактики у здоровых пациентов, предупреждая тем самым развитие той или иной патологии. Это направление в плане отдаленных результатов и для пациентов и для национального здравоохранения в целом, на мой взгляд, очень перспективно.

Вот пример: работа на компьютере. В практику офтальмологов уже же вошел термин «компьютерный зрительный синдром».  Это целый ряд зрительных расстройств, которые, естественно, снижают трудоспособность, а в ряде случаев могут приводить и к серьезным заболеваниям, особенно у детей. У нас недавно как раз была защищена диссертация, посвященная профилактике зрительных расстройств у пользователей компьютера.

— Кстати, насколько актуальна проблема детской близорукости?

— У нас нет детского отделения, но проблема существует. Собственно, здесь две проблемы. Первая — профилактика возникновения и прогрессирования близорукости, а вторая – ее коррекция. Вторая — более легкая и лучше разработанная. Вопрос возникновения близорукости сложнее: мы не знаем точно, несмотря на многие исследования, почему она возникает. Предлагают разделять близорукость на два типа: первый -  это оптическая установка глаз, не дающая патологических изменений (близорукость до 2,0 диоптрий), которая, по мнению японцев, для людей, занимающихся умственным трудом даже полезна, поскольку позволяет работать вблизи без всякого напряжения. Второй тип – близорукость более сильная, которая может привести к значительной патологии.

— Все хирурги – от онкологов до кардиохирургов говорят о реконструкции. Что это означает в офтальмологии?

— Применительно к глазу этот термин вполне правомерен. Например, есть травматическое поражение переднего отрезка глаза. При этом поражается роговица, радужка, мутнеет хрусталик. Можно одновременно пересадить новую роговицу, сделать пластику радужки, удалить катаракту, поставить искусственный хрусталик. То есть, фактически реконструировать передний отдел глаза. То есть, мы не используем старое – мы меняем все на новое.

Больной вопрос – где взять роговицу? Если говорить о восстановлении ее функции в полном объеме, то пока единственный, к сожалению, вариант –  трупный трансплантат. За рубежом ведутся работы по созданию протезов роговицы, но все только на стадии исследований. В общем, это проблема, которую надо безотлагательно решать на государственном уровне.

— Есть ли у вашего НИИ контакты с зарубежными учеными?

— Раньше, при советской власти, эти связи развивались под эгидой государства, было специальное финансирование и т.д. Потом все рухнуло, но теперь снова начинает налаживаться. Вот  сейчас у нас есть проект (очень надеюсь, что он  будет реализован) совместной работы с американцами. Он касается интересной проблемы: доказано, что человеческий хрусталик не абсолютно прозрачен для спектра лучей света. Академик М.А. Островский объяснил, что задержка  лучей определенного спектра положительно сказывается на состоянии сетчатки, являясь своеобразным барьером, но когда мы убираем «родной» хрусталик и ставим абсолютно прозрачный искусственный — этот барьер разрушается. М.А. Островский предложил хрусталик аналогичный естественному, задача программы – изучить, как этот новый хрусталик будет влиять на состояние сетчатки. Это особенно актуально, в частности, для больных со старческой дегенерацией сетчатки — патологии широко распространенной в мире. Американцы, во всяком случае, проявляют к этому большой интерес.

— Хотелось бы узнать ваше мнение об уровне работы ваших коллег — поликлинических офтальмологов?

Складывается впечатление, что сложности в работе первичного звена идут не столько от уровня технического оснащения кабинетов, сколько от уровня офтальмологического мышления врачей. Простой пример: там, где больному можно эффективно помочь хирургически, они лечат терапевтически, считая, что эффективных хирургических методов не существует. До сих пор бытует мнение, что катаракта должна созреть и только потом ее можно оперировать. Сейчас абсолютно не важно созрела она или нет – единственным критерием служит то, насколько она снижает зрение! У одного больного это может быть 50%,  у другого – 30%. Вопрос об операции решается индивидуально, степень «зрелости» никакого значения не имеет!

Другое дело – пациенты с глаукомой. Здесь ошибки в диагностике и лечении обходятся дороже. При глаукоме существуют два подхода в лечении – консервативный, с помощью капель, и хирургический. Основной принцип такой: если после назначения капель процесс продолжает прогрессировать, то надо срочно ставить вопрос об операции. Критерием прогрессирования является не только высокое внутриглазное давление, но и состояние зрительного нерва и сетчатки. Но на последнее часто не обращают внимания, поэтому пациенты иногда поступают в таком состоянии, что, даже нормализовав давление, мы не можем вернуть функцию зрения.

Проблема диабета. Выживаемость этих пациентов и средняя продолжительность их жизни увеличилась, но, одновременно резко увеличилось число больных с диабетической ретинопатией. Эти больные должны быть под особым контролем, и офтальмологи должны знать, что сегодня наиболее эффективным способом лечения диабетической ретинопатии является  лазерная коагуляция. Естественно, что в поликлиниках нет  возможности для этого, поэтому пациентов следует своевременно направлять в центры, где эти возможности есть. Пока же этот процесс идет достаточно вяло.

Конечно, мы ведем разъяснительную работу среди практических врачей, проводим семинары, симпозиумы, выпускаем книги, методички, есть журнал «Вестник офтальмологии», на базе института проводятся заседания Московского офтальмологического общества. Надеемся, что рано или поздно произойдет качественный скачок, поможет и неизбежная смена поколений. С другой стороны, медицина должна быть несколько консервативной, нужно постепенно убеждать людей в своей правоте. Кавалеристы нам не нужны – они опасны.

— Что можно сказать о практической деятельности  института?

— Я считаю, что помощь мы сегодня оказываем на достаточно высоком уровне. Работаем и по бюджету, в рамках ОМС, оказываем и платные услуги. Наша задача гармонично это все это сочетать. Так, москвичи, имеющие полис о медицинском страховании, лечатся у нас бесплатно, за исключением высокотехнологичных операций, которые требуют специального оснащения. Иногда, если операция входит в перечень дорогостоящих услуг, ее может оплатить Минздрав и РАМН. Платные услуги для нас, конечно, более привлекательны, поскольку это позволяет оперативно решать все вопросы — начиная от современного технического оснащения и до элементарного ремонта. Но мы все равно не стремимся к тому, чтобы все услуги коммерциализировать, стараемся соблюдать четкие границы. Пока это удается.

— Сергей Эдуардович, вы ведь из потомственных офтальмологов?

— Да, мой отец Эдуард Сергеевич Аветисов работал в Институте им Гельмгольца всю жизнь – с 1957 по 2001 год. А я стал офтальмологом в 1973 году. Мой приход на кафедру глазных болезней ММА им. И.М. Сеченова совпал с открытием этого НИИ. Все эти годы кафедра и институт были вместе – у нас общие темы, общие конференции. Михаил Александрович Пальцев, академик РАН и РАМН, профессор, ректор ММА им. И.М. Сеченова, с которым мы работаем очень тесно, нам много помогает, мы вообще стараемся все вопросы решать вместе.

— Как собираетесь отметить 30- летний юбилей института?

— Планируем организовать 26−27 сентября двухдневный симпозиум. Программа у нас уже есть, докладчики тоже. В программе будет «живая хирургия»  — это сейчас очень модно. То есть, во время конференции на мониторах будет идти трансляция из операционной. Проводиться это будет под эгидой РАМН, ММА им. И.М. Сеченова и нашего института.