Эротическое или любовное сумасшествие

Главную сущность этого психического расстройства составляет бред о любви, будто бы питаемой к субъекту особой другого пола, которая обыкновенно принадлежит к высшим слоям общества.

Любовь субъекта к этой особе бывает, по-видимому, чрезвычайно страстной, но в то же время совершенно платонической. В этом отношении даже больные напоминают собою странствующих рыцарей и минестрелей давнопрошедшего времени. Обыкновенно это — существа, уже с самых юных лет чрезмерно сентиментальные, склонные к мечтательности и вялые. Живых проявлений полового влечения, стремящегося к чувственному удовлетворению, у них почти никогда не наблюдается. При своей неловкости и робости в обращении с лицами другого пола, они избегают всяких интимных сближений и любовных интриг и большей частью, уже со времени полового развитая поклоняются какому-нибудь, ими самими созданному, отвлеченному идеалу своей любви. В сонных грезах и мечтаниях, наяву разрабатывают они свой любовный роман дальше. Часто при этом предаются они и онанизму. Нередко замечаются у них признаки истерического, или ипохондрического невроза.

И вот в один прекрасный день больной (или больная) находит осуществление своего идеала — в лице какой-нибудь высокопоставленной особы другого пола. Взгляды и жесты любимой особы истолковываются, как поощрение — вступить с ней в ближайшее знакомство, даже газетные объявления понимаются больными в смысле любовной переписки. Из разговоров окружающих лиц больные почерпывают мнимые ободрительные сведения, касающиеся этой любовной истории, и вступают даже в мнимо-чувственные отношения с предметом своей любви, слышат голоса, сулящие им предстоящее высокое положение в обществе, уравнивающее их с любимою особою. Наконец, больной начинает поступать в смысле своего бреда и решается на объяснение в любви. Встретив отказ в своих исканиях, он истолковывает его как интригу, устроенную против него, влиятельными врагами. Появляется реактивный бред преследования. Больной делается невозможным в обществе, надоедает своими приставаниями любимой особе, или её семье, требует вознаграждения за воспрепятствование ему вступить в брак, угрожает печатной оглаской и судебным иском, наконец, производит настоящий скандал, который и делает необходимым, немедленное помещение больного в заведение для помешанных.

Набл. 1. Любовное сумасшествие. Попытка денежного вымогательства.

18 октября 1874 года граф Б. заявил властям, что Бахер, служивший у него прежде домашним учителем, преследует его жену любовными письмами, и в последнее время даже стал угрожать ей публичным скандалом, если она не выдаст ему значительную сумму денег. Бахер признал справедливость этого заявления и мотивировал свои поступки тем, что графиня удостоила его своей любовью, что он ради неё оставил правительственную службу и теперь не имеет никакого заработка.

Бахер 25 лет от роду, имеет помешанную сестру. Сам он на 14 году жизни перенес скарлатину с мозговыми осложнениями. Со времени этого заболевания у него осталась тугость слуха и изменился характер, появились особенная склонность к мечтательности и сосредоточенность. В 1872 и 1873 гг. он жил в семье графа в качестве домашнего учителя, затем поступил на правительственную службу, которую проходил вполне удовлетворительно до лета 1874 года. Но затем стал относиться небрежно к своим обязанностям, целые дни проводил в том, что прохаживался перед домом графини, или сидел в кофейне, находившейся насупротив этого дома. Он стал преследовать ее любовными письмами и относить на свой счет газетные объявления, понимая их в смысле благоприятных ответов графини на его письма. Основанием к такому объяснению служило, между прочим, то обстоятельство, что в некоторых объявлениях случайно упоминался номер дома графини; кроме того, одно из объявлений было снабжено обычным знакомым в виде руки с вытянутым указательным пальцем,— и тут случилось на грех такое, что тотчас же после прочтения этого объявления Б. увидел, сидя в кофейни, что графиня, выходя из дома и надевая перчатку, держала руку именно в этом положении. Письма Бахера к графине были приличны, но крайне многословны и высокопарны. В них он упрекал ее в неверности, напоминал ей, что он, ради неё, отказался от службы, угрожал, что покончит жизнь самоубийством и т. д.

Он упорно отстаивал свой бред и любовный роман, хотя и не мог привести никаких несомненных расположения к нему графини. доказательств особенного Кроме задумчивого выражения лица и изысканно-сдержанного обращения с окружающими, больной ничем не поражал в своей внешности. Признаков вырождения, или каких-либо телесных расстройств у него не замечалось. Пробыв некоторое время в заведении для душевнобольных, он был взят из него на попечение своими родными, жил у них без всяких занятий и вскоре опять принялся за прогулки около дома графини и за писание ей любовных и угрожающих писем, что и послужило поводом к новому помещению его в заведение.

Набл. 2. Любовное сумасшествие.

В 70−х годах, в Петербурге, начала преследовать своею любовью тогдашнего градоначальника, генерала Т., некая г-жа ***, пожилая, очень образованная девушка, служившая надзирательницею в одной из столичных тюрем. Ни от родных, ни от знакомых она не скрывала своей любви и выискивала всевозможные случаи — видеть градоначальника. Несмотря на все попытки ее отца, почтенного отставного генерала, убедить ее в неразумности таких романических мечтаний в ее годы, она решительно заявила, что любит Т. и твердо убеждена в его взаимности к ней. Однажды летом генерал Т. поехал лечиться за границу. Г-жа *** отправилась вслед за ним и, как его тень, не покидала его и на курорте, всюду присутствуя вблизи его, любуясь им, но не решаясь на словесные с ним объяснения. Тем не менее, эти молчаливые, но явные, преследования до того стесняли градоначальника и, с другой стороны, ставили в такое неловкое положение самоё больную и ее родных, что градоначальник, переговорив с отцом больной, возбудил вопрос об освидетельствовании ее в состоянии умственных способностей чрез особое присутствие губернского правления. Освидетельствование состоялось на моих глазах, в клинике душевных болезней, где я служил тогда ординатором. Больная явилась в клинику добровольно, по вызову губернского правления. Это была особа, около 45 лет, среднего роста, уже седая, с правильными чертами лица, скромно, но со вкусом, одетая и с манерами благовоспитанной женщины. На все вопросы, обращенные к ней губернатором и касающиеся ее биографии, она отвечала подробно и правильно, так что члены особого присутствия, по окончании этого расспроса и удалении госпожи ***, находились в видимом затруднении: на каком основании можно было бы признать ее душевнобольной? Тогда встал бывший среди членов присутствия старший врач полиции, д-р В., уже ранее, по предложению градоначальника, свидетельствовавший г-жу ***, и просил о разрешении ему лично, второй раз расспросить больную. Разрешение было дано губернатором. Г-жу *** пригласили вторично в присутствии — и д-р Б. прямо обратился к ней с вопросом о ее любви к генералу Т. Г-жа *** покраснела, взволновалась, но в сдержанных и вежливых выражениях отвечала, что она действительно любит генерала Т., не думает ни от кого скрывать этой любви и уверена, что и генерал Т. разделяет ее чувства к нему — это она заметила по обращению генерала с нею во время посещения им тюрьмы (где, однако же, как это было видно из слов самой больной, генерал Т. вел только официальные разговоры). Эти ответы были даны больной с полной искренностью и наивностью. На дальнейший вопрос, поставленный губернатором: решилась ли бы она, не ожидая к тому приглашения, публично поцеловать генерала Т., встретив его где-нибудь в большом собрании людей? — г-жа ***, не колеблясь, но еще более покраснев, отвечала, что она сделала бы это. После этого ответа ее снова попросили удалиться в соседнюю комнату, и члены присутствия, после непродолжительного совещания, единогласно признали ее страдающей сумасшествием, о чем и был составлен акт. Г-жа *** была помещена в больницу Св. Николая Чудотворца, где, будучи совершенно спокойной и трудолюбивой больной, она оставалась на протяжении несколько лет и наконец была взята на попечение (кажется уже после, смерти генерала Т.) своими родными.